ГЛАВА 34

— Ну мы и влипли! — пробормотал Катон.

— Теперь уже все равно! — отрезал Макрон. — Нам нужно убраться отсюда.

— Убраться отсюда? — в изумлении переспросил Катон. — И куда же мы двинемся?

— В царский чертог. Это последнее, что нам осталось.

— Но как быть с нашими ранеными? — Катон махнул рукой в сторону госпиталя. — Не можем же мы их бросить?

— Для этих ребят мы ничего сделать не можем, — твердо заявил Макрон. — Ничего! Давай строй свою когорту. Сомкните ряды и следуйте сразу за моими парнями.

Макрон отправил юношу к его бойцам, а сам обратился к легионерам:

— Напротив ворот, в колонну по четыре — становись! Пошевеливайтесь!

В то время как солдаты поспешно, четверками, занимали места друг за другом, Катон выкрикивал приказы по-кельтски. Вскоре оба подразделения построились на площадке перед воротами базы и соединились в сплошную колонну, огражденную по фронту и слева сомкнутыми щитами.

Макрон огляделся и, увидев Фигула, сказал:

— Оптион! Коли уж ты такой хренов мастер болтаться в хвосте, будешь командовать тыловым заслоном. Бери два отделения. Строй держать крепко, и смотри, чтоб у меня ни один выродок не проскочил!

— Есть, командир! — отчеканил Фигул, повернулся и побежал исполнять приказание.

Как только люди полностью разобрались, Макрон протиснулся в первую шеренгу.

— Колонна, слушай мою команду… — выкрикнул он и сделал паузу, чтобы Катон повторил его слова по-кельтски. — Шагом марш!

Щиты, шлемы и острия копий качнулись вперед, и топот подбитых железом сапог гулко разнесся под надвратной башней, когда легионеры пришли в движение. Следом двинулись Волки, легче вооруженные и еще не настолько обученные, чтобы идти, не сбиваясь с ноги, под стать римлянам, возглавлявшим колонну.

Катон, державшийся позади своих людей, видел, как дуротриги толпой набегают на солдат тылового заслона, перекрывших щитами проем ворот базы. Приказа метать копья не потребовалось: бойцы сами сделали это, едва враг пересек черту досягаемости, и варвары в передних рядах попадали наземь, пронзенные тяжелыми железными остриями. Правда, они тут же пропали из виду: их захлестнула катившаяся за ними волна соплеменников, стремившихся нагнать небольшую колонну, уходившую маршем в глубь Каллевы к царской усадьбе.

— Развернуться поперек дороги! — проревел находящийся в голове строя Макрон, размахивая мечом, чтобы люди поживей это сделали, и вскоре стена щитов сплошь перекрыла улицу, по которой тащилась колонна.

Прежде чем тыловое прикрытие успело выпростаться из-под надвратной арки, дуротриги обрушились на заслон, отчаянно молотя длинными мечами по прямоугольным щитам.

И те и другие дрались в молчании: варвары потому, что сбили дыхание, пробегая через римский лагерь, римляне — в силу мрачности положения, в каком они оказались. Стук оружия о щиты да лязг клинков вполне было бы можно принять за шумы массовой тренировочной схватки, а не кровопролитного боя, если бы не вопли раненых да то исступленное ожесточение, с которым бились и дикари, и легионеры. Однако тыловой заслон знал свое дело и продвигался назад, преимущественно отражая удары и нанося свои лишь тогда, когда просто нельзя было не наказать врага, зарвавшегося в своем безрассудстве, и с этой задачей лучше всех прочих справлялся рослый и подвижный Фигул.

А путь Макрону заступили те дуротриги, что сумели перебраться через валы по обе стороны от пылающих городских ворот. Они теперь запрудили всю улицу, издавая оглушительные боевые кличи и ударяя копьями по щитам.

— Держать строй! — прогремел над всем этим шумом голос центуриона, вскинувшего щит и поверх его кромки внимательно наблюдавшего за врагами.

Обнаженный меч он держал на уровне пояса, отведя руку для первого колющего удара. Дистанция между колонной и ревущей толпой дуротригов неуклонно сходила на нет, и когда она сократилась до десятка локтей, шедшие впереди варвары подняли копья и бросились к римлянам. Остальные, проревев боевой клич, последовали за ними.

— Не останавливаться! — закричал Макрон, когда солдат слева споткнулся. — Двигаться ходом! Несмотря ни на что!

Колонна встретила дикарей узким фронтом, тесное пространство улицы не давало врагам полноценно использовать численное превосходство. Макрон и остальные бойцы первой шеренги слаженно выбрасывали перед собой щиты, вминая их в орущую людскую массу, потом вбивали туда же мечи и, сделав шаг назад, повторяли все снова и снова в отработанном механическом ритме. Дуротриги атаковали яростно и отважно, но мало что могли противопоставить дисциплине и выучке римлян. Они или пятились, или падали, а колонна продолжала свой марш по телам.

Правда, то здесь, то там вражеские мечи или копья находили в стене щитов щель и порой поражали кого-нибудь из солдат. Легионеры, которым тяжесть полученных ран уже не позволяла держаться в строю, опускались на землю, а их места тут же заполнялись товарищами из задних шеренг, чтобы ударная линия римлян по-прежнему оставалась сплошной.

Раненых оттаскивали к лачугам, и проходящие воины молча косились на них, а те в ответ слали прощальные взгляды. Когда мимо начинал продвигаться заслон, несчастные прикрывались щитами и выставляли мечи, готовясь по мере своих угасающих сил драться до скорой и неотвратимой кончины.

«Это безжалостно! — с горечью думал Катон. — Просто бесчеловечно бросать их вот так, без всякой защиты!»

Однако он знал, что и ему, упав наземь, не пришлось бы рассчитывать на чью-либо помощь. Отдавать свою жизнь ради чьего-то спасения было бессмысленно. Ведь умереть в конечном счете предстояло им всем.

Тыловое прикрытие отходило под нажимом врагов, захвативших римскую базу и теперь наседавших на хвост колонны в отчаянном стремлении прорвать стену щитов и затем разметать небольшой римский отряд, разодрать его в клочья. Фигул, здоровенный широкоплечий детина, держался в середине шеренги, ухитряясь одновременно отдавать приказы, отбивать щитом удары противника и неустанной работой меча охлаждать пыл напирающих дуротригов.

Шаг за шагом легионеры и Волки продвигались по узкой улице к перекрестку, одно из ответвлений которого вело прямо к царской усадьбе. Утоптанная земля под солдатскими сапогами быстро размокла и сделалась скользкой от крови павших, запах которой мешался в воздухе с запахом растревоженной почвы. Со своего места в середине колонны Катон уже видел край широкой улицы, проходившей через центр Каллевы и теперь, судя по всему, забитой врагами.

— Катон! Катон!

Голос Макрона возвысился над шумом битвы.

— Командир?

— Как только мы займем перекресток, бери своих людей и расчищай путь к царскому логову.

— Есть, командир!

Легионеры медленно пробивали себе дорогу сквозь толчею вопящих варваров, пока не рассекли главную улицу Каллеву надвое, отрезав часть дуротригов от основной, словно опешившей и даже как-то притихшей орды.

— Катон, давай! — выкрикнул Макрон.

— За мной! — воззвал Катон к своим воинам и устремился вперед, к ответвлению, в конце которого должен был находиться еще скрытый от глаз, но уже манящий своей явной близостью царский чертог.

Лишь немногие отделенные от своих соплеменников, но сохранившие хладнокровие дуротриги попытались встать у него на пути, однако они были быстро смяты и перебиты. Остальные рассыпались и, показав гнавшимся за ними Волкам пятки, позорно бежали, ныряя в боковые проулки, чтобы затеряться среди хижин.

По окончании скоротечной стычки Катон выпрямился и оглядел расширенными глазами округу. Он почему-то не мог отдышаться, пока не догадался разжать стиснутые в волнении зубы. Мандракс стоял чуть позади него со штандартом в одной руке и окровавленным мечом в другой. Воин ухмыльнулся центуриону, вонзил штандарт в землю, потом схватил сбитого Катоном с ног врага за волосы, отдернул назад его голову и занес клинок, чтобы ее отсечь.

— Нет! — крикнул Катон. — Не сейчас! Оставь это на другой раз, слышишь?!